Давайте просто скажем себе честно, что идёт война либеральной части гражданского общества с клерикальной реакцией и с потаканием ей со стороны государства, и что статус собора только предлог для неё. Хотя и существенно важный. Точно также каким было дело Менахема-Менделя Бейлиса 104 года назад или дело капитана Альфреда Дрейфуса 119 лет назад...
В современной России эта война длится уже 13 лет — с того момента, когда по депутатскому запросу некоего "христианского демократа" А. Чуева Генеральному прокурору В. Устинову началось следствие по делу о выставке "Осторожно, религия!", проходившей в Музее имени Андрея Сахарова (подсудимые — тогдашний директор музея Ю. Самодуров и сотрудница музея Л. Василовская приговорены к штрафу, художница А. Альчук — оправдана и затем погибла в Германии).
Но поскольку эта битва за собор сильно отдалена от других сражений, например, от суда по второму делу о выставке в сахаровском музее ("Запретное искусство-2006" — подсудимые — Ю. Самодуров и А. Ерофеев приговорены к штрафу, попечители музея вынуждают Самодурова уволиться, с ним уходит часть сотрудников, включая Василовскую), то назовём её войной. Войной за Исаакий, Исаакиевской войной...
Сперва я хочу затронуть не символический вопрос этой схватки, для который символы — самое главное, как неквашенная гостия католиков при расколе с православными (для греческой церкви слишком напоминало мацу) или протестантское причастие для мирян под обоими видами, лишающее духовенство статуса особого сословия. Исаакий был государственным. Но множество храмов строила власть и передавала церкви. Мечети строили султаны и ханы (государство). Это ведь только в западносредневековом обществе церковь была мощнее и влиятельнее аристократии и могла строить соборы. Исаакий не передали церкви совсем только потому, что собор — памятник под защитой ЮНЕСКО, а таковым полагается быть государственными. Поэтому и устроили хитрый трюк с полувековым трастом. Но это первое существенное нарушение, потому что госсобственность предполагает государственные гарантии сохранности и в некоей степени идеологической нейтральности. Передача на 49 лет собора в эксплуатацию Московской патриархии фактически это отменяет.
Я также не могу возразить против того, что РПЦ, наряду с другими религиозными организациями, получает — в качестве НКО — бюджетную поддержку и налоговые льготы. Если её считают столь важным национальным институтом, то это дело избирателей, согласны ли они на такие траты из федерального и регионального бюджетов.
Причины нынешних стараний РПЦ я понимаю — само существование в Исаакии музея напоминает о 74 годах государственного атеизма и сциентизма. Патриархия же всё время старается доказать, что это Аллах, Всемилостивейший и Милосердный, "не может сделать бывшее не бывшим", а она же способна впихнуть страну в 1916 (или 1906, а лучше — вообще в 1896 год). РПЦ столкнулась с очень неприятным для себя фактом — после возвращения русской церкви в истеблишмент 29 лет назад число воцерковленного населения остаётся социокультурной константой с показателем менее 5%.
Православность — это фактор русской национальной идентичности, особенно контрастный при соседстве с исламом и конфронтации с западом. Идейное влияние церкви на социально-политические вопросы как раз и равно 5%-поддержке, например, в вопросах об абортах, разводах, контрацепции и романах Дэна Брауна и их экранизаций. Другое дело, что Моспатриархия в вопросах о смертной казни и культе милитаризма подравнивается под позиции самых реакционных кругов, а высший круг чиновников и парламентские партии подравниваются на неё.
Самым юридически существенным является то, что государство отдаёт сотрудников государственного музея как крепостных религиозной общественной организации. Или как спортсменов при продаже клуба. Или, как предложил один ретивый украинский депутат, поступить с коренным населением Крыма, отдавая его в полувековую или даже вековую аренду Эрэфии.
Пока же ставки в битве растут. Защитники и "приобретатели" Исаакия вывели на улицу по приблизительно равному числу демонстрантов. Никакого городского референдума не будет, потому что он немедленно станет плебисцитом о поддержке нынешней политики. Однако, на тайном ночном брифинге Кириенко для особо приближенного пула, установка о путинском нейтралитете в данном вопросе была среди двух других важнейших — о необходимости сенсационной поддержке Путина на следующих выборах (чтобы развязать руки для реформ — тут понятно: пенсионный фонд, налоги и прочая "борьба с родимыми пятнами социализма") и о том, что четвёртая каденция будет для него последней.
Для Моспатриархии "Исаакиевская война" необычайно важна. В чём подоплёка? Ещё Сталин открыл, что наряду с ВКП(б)-КПСС ему нужен квазиобщественный институт, который может выступать чуть более резко, чем государство/партия, но и позволять себе идеологический манёвр. С этой целью использовался Союз писателей и преемник Совинформбюро — АПН (ныне РИА "Новости"), формально бывшее негосударственным, но учреждённое творческими союзами.
И при всех так хорошо изображённых Галичем "заутрених в защиту мира", в президиуме, наряду с партийными, директором чего важного, кольчужноорденоносным ветераном заградотрядов и образцовым пролетарием и пролетаркой сидел тов. писатель (областного, республиканского или даже союзного уровня, которому даже разрешалась борода, для иных сословий почти запретная), которому позволялось ругать за подвластность сионизму не только ИзраИль, но и США, и приравнивать джинсоношение к родиноизмене.
Ельцин с удовольствием вписал РПЦ в эту роль, и был щедр в меру сил — импортная лицензия на алкоголь и сигареты, например. Собственно и осенью 1993 и зимой 1995 и летом 1996 года он нужную поддержку получил. Но аппетиты приходят во время еды — статус именитых совписов уже не устраивал, захотелось стать "владычицей морскую" — аналогом того самого идеологического отдела ЦК КПСС. Не "Георгием Марковым" быть, но "Михаилом Сусловым". Но из Кремля был дан знак "обломись" — павловские, сурковы и кириенки справляются с этим лучше. И вообще — чиновник и платный эксперт — всегда надёжней.
Вот в 2014-15 годах Путин попытался взять на вооружение любимое детище Моспатриархии — доктрину "Русского мира". И кроме страшного провала, от которого пришлось убегать в Сирию, и который завершается разводом с Беларусью, ничего из этого не путного вышло. И памятником вечному позору этого провала стал укороченный по требованию ЮНЕСКО статуй кагану Владимиру под самыми кремлёвскими окнами...
Необходимо понять, что сейчас в русском обществе только Моспатриархия поддерживает президента и правительство (остальные могут обожать Путина, но нести на все корки его министров, или, наоборот, с симпатией наблюдать героические потуги кабинета выправить финансово-экономическое положение, но решительно осуждать президентский авантюризм и фаворитизм).
Исаакий и Спасо-Андроников монастырь (музей Андрея Рублёва) были, видимо, сочтены минимальным выражением признательности за самоотверженность непрерывных заявлений, что вот эта "власть — от бога". Ин-гот-зе-траст — остальное кэшем. (Если чуть переиначить перевод одного слова из еврейской поговорки: пиво без водки — как бабки на духовность).
И вот теперь я опять приглашаю читателей в прошлое. Весна 1965 и зима 1966 года были наполнены яростной борьбой советских либералов с попытками реабилитации Сталина. Писались знаменитые письма (с этого времени и появился жанр открытых писем). В целом был успех — брежневско-косыгинское руководство, прекратив десталинизацию, ограничилось снятием табу на положительные характеристики Сталина, но только в период войны.
Но дальше произошло неслыханное — возник народный сталинский культ, особенно мощный среди русских и грузин, оказавшийся даже квазиоппозиционным. "Сталин на лобовом стекле" как в знаменитой статье Виктора Некипелова 1979 года стал вызовом портретам сенильного маршала Брежнева.
Отказавшись от сталинизма и от антисталинизма, брежневизм сознательно отказался эмоционального насыщения своей идеологии и от её универсализма, потому что под прикрытием всесоюзного циничного прагматизма в качестве республиканских криптоидеологий возник национализм титульных этносов.
Дело в том, что наряду со многими другими, идеологи РПЦ не рассчитали перехода путинизма от воинственно-мессианской фазы к "нормализации". Не зря же церковь отмолчалась по поводу антисемитских выходок Толстого и Милонова, рьяно бросившихся защищать её позицию по Исаакию. Был явный прогноз на всё больший градус реакционности. Как это обычно бывает и с метеопрогнозами, он временно не оправдался: вместо погрома либералов, "партия-правительство" решительно осудила перегибы, включая антисемитизм, зато стала сажать чекистов, отправила Залдостанова на "панельную" паперть, либералам же намекнув на послабления...
Как и сталинисты конца 60-х, Моспатриархия опять не вписалась в генеральную линию. В результате передача ей Исаакия стала восприниматься так же как проекты вернуть Сталина в мавзолей воспринимались в марте-апреле 1965 года. При этом была забыта мудрая рекомендация того же Суслова: с интеллигенцией связываться как кошку стричь — шерсти мало, а крику много...
Более того, выходки Толстого и Милонова чуть не восстановили ситуацию 1906 года, когда нападки на евреев раскололи общество, и мобилизовали русских против антисемитизма, в том числе, потому что он стал как бы частью госполитики.
Путин оказался перед тяжким выбором: продолжение авантюр с "Русским миром" и со "Святой Русью" с железной необходимостью вели не только к глазьевским рецептам в финансах, но и к интеграции в истеблишмент разного рода весьма компроментантных персонажей; однако "нормализация" объективно стерилизует его режим, и выходка Прилепина может быть отчаянным шагом в попытке предотвратить размен "Новороссии" в рамках чаемой пакетной сделки с Трампом.
Сейчас, как и полвека назад, в истеблишменте разброд и шатания. Тогда либерально-советской интеллигенции негласно помогла застарелая обида советских маршалов и генералов на Сталина.
Мы видим явно нежелание Путина перед самой предвыборной страдой ссориться с либералами и с интеллигенцией его родного города. К тому же он явно зол на Полтавченко, который недосогласовал такой принципиальный вопрос с ним лично, устроив новый скандал на ещё незаживших ранах от двух предыдущих — с мостом Кадырова и доской Маннергейма.
Поэтому возник зазор возможностей, как и в конце 60-х, когда сталинистам и антисталинистам развязали руки для идеологической ордалии. И возникла очень интересная ситуация: поединок, который закончился разменом главных редакторов журналов, помог брежневским центристам отразить атаку неосталинистов.
Но при этом он актуализировал проблемы десталинизации, на четверть века протянув мост от начала 60-х до середины 80-х, и превратив гласность в грандиозный реванш антисталинистов за поражение 1970 года — окончательный разгон твардовской редакции "Нового мира", уравновешенный увольнением Никонова из "Молодой гвардии" и объявлением резко сталинистского романа главреда "Октября" Кочетова "Чего ты хочешь" по сути антипартийным.
И если либеральная интеллигенция и не выиграет Исаакиевскую войну в чистую, то, по крайней мере, нанесёт врагу наибольший из возможных ущербов. А это даст возможность нарушить планы по превращению РПЦ в главную антилиберальную силу, в респектабельную замену мучительно агонизирующему "Антимайдану", уже названому с телеэкрана "малахольным", точно также как любимое детище Суркова "нашисты" были пригвождены репликой "ликующая гопота".
