Есть точка соприкосновения, в которой сходятся представления о русском народе самых крайних охранителей, рулящих сегодня Россией, и самых крайних революционеров, желающих вырвать руль из рук охранителей. Это святая вера во всесилие "идеологических лучей" (образ, навеянный "Обитаемым островом" Стругацких). О них много спорили в первые недели войны, но потом тема сошла на нет, растворившись в коллективной вине. Сейчас, по прошествии года войны, есть возможность на новом эмпирическом материале подтвердить или опровергнуть обоснованность упований на пропаганду как на "крест животворящий".

Люди, лучше меня  знакомые с атмосферой, царящей в "воюющей России", обратили мое внимание на то,

как быстро вздулся и так же быстро сдулся пузырь "новой отечественной войны". Не успел Охлобыстин докричать свое "Гойда!", как ржавый часовой механизм госпропаганды перевел стрелки "идеологического будильника" обратно с "войны" на "СВО",

вернувшись к мантре первых месяцев "спецоперации": "Живем по-прежнему, как при Брежневе".

О Сталине они много кричат, но по-сталински у них пока не очень выходит. Может быть, к счастью.

Общество старательно делает вид, что войны не существует, и стремится продолжать жить своей "мирной" повесткой. Регионы развивают свои "комплексные планы", бизнесы стремятся занять освобождающиеся ниши рынка, люди выживают как могут. Но войной точно никто за пределами телевизора и узкого круга фанатиков не живет. 

Что же случилось с "отечественной войной"? – Она утонула. Утонула в массовом безразличии к заявленным целям войны, в нежелании лично участвовать и, тем более, умирать за эти непонятные цели. В Колизей, глазеть с телетрибуны на бой гладиаторов, чтоб от души прокричаться о своем величии и первородстве, – это пожалуйста, а в легион, чтоб сгнить в полях, - извольте, на это русский народ не подписывался. И никакие "лучи счастья" не смогли это перешибить.

Замеры "обратной связи" очень быстро показали парням в Кремле, что пропагандистской плетью обуха массовых настроений не перешибешь, и надо подстраиваться под то, что есть, если не хочешь потерять связь с "глубинным народом". Так война снова быстро стала спецоперацией. 

Какой урок мы можем извлечь из этой короткой истории? Пропаганда эффективна в определенном диапазоне возможностей, который задается чем-то более исторически глубоким, чем "установки" кремлевских вождей. Если вожди выходят за рамки этого диапазона, "глубинный народ" делает им "осаже".

Сегодняшний диапазон не включает в себя массовую готовность умереть за лучшую жизнь тех, кто сидит в Кремле. Народ и сам хочет пожить неплохо. Поэтому и не ведется на "отечественную войну".

То есть война войной, а обед должен быть по расписанию. Это существенное ограничение для кремлевских мечтателей, объявивших об окончательной битве добра (себя) и зла (Запада) – кстати, очень плохой косплей рейгановской "Империи зла". 

Одна из уязвимостей системы, которую стоит отметить, состоит в том, что население готово лишь к незначительному ухудшению условий жизни вследствие войны, но совершенно не готово разменять нормальную жизнь на войну. По крайней мере, пока не готово. Это, между прочим, общее ограничение как для Путина, так и для Дугина, Пригожина, Стрелкова и компании.

То есть весьма незначительные перемены в образе жизни могут повлечь революционный переворот в отношении как к войне в целом, так и к Путину, ставшему физическим воплощением этой войны. Это свидетельствует о том, что современная Россия продолжает оставаться скорее обществом брежневского, чем сталинского типа, несмотря на то, что Кремль из кожи вон лезет, пытаясь разбудить в каждом "маленького Сталина".  

Однажды бывший крупный региональный начальник советского КГБ, ставший впоследствии крупным деятелем ЕР, рассказал мне житейский анекдот про мужика, который не пил, не курил и не имел отношений с женщинами. На вопрос: "А как же ты расслабляешься?", он отвечал: "А я и не напрягаюсь…" Несмотря на вону, российское общество не  готово напрягаться, и если кто-то начнет его сильно напрягать, то оно от такого деятеля быстро избавится.

Владимир Пастухов

t.me

! Орфография и стилистика автора сохранены