В день памяти активной участницы демократизации советского и российского общества Марины Салье (1934 — 2012) Каспаров.Ru публикует размышления современника "бабушки русской демократии" Леонида Добровольского о западном выборе России, гуманитарной традиции и ответственности власти. Текст был подготовлен в октябре 2012 для конференции в Музее политической истории.
Говоря сегодня о Марине Евгеньевне Салье, очень бы не хотелось превращать память о ней в некую икону. Намного важнее подумать и поговорить об уроках Салье, имеющих, как мне кажется, крайне важное значение как для сегодняшних приверженцев европейского выбора в историческом развитии нашей страны, так и для будущих поколений российских европейцев.
В истории нашего государства активная часть общества вне зависимости от общественно-экономических формаций, существовавших на том или ином историческом отрезке времени, неоднократно становилась перед выбором пути дальнейшего исторического развития. Достаточно вспомнить призвание новгородцами на княжение Рюрика. Возникновение "западничества" как мировоззренческой системы, свойственной значительной части просвещенного российского общества, идеи буржуазного либерализма, социал-демократии и коммунизма, лежавшие в основе Февральской и Октябрьской революций, — все это векторы, устремленные в Европу, на Запад. На каждом из этих исторических этапов, даже в тех случаях, когда инициатива западного выбора принадлежала власти, находились мощные силы, которые либо тормозили движение в западном направлении и поворачивали вектор развития вспять, либо деформировали и выхолащивали приобретенные страной признаки европеизации до их полной неузнаваемости. Я не буду сейчас заниматься анализом генезиса российского антизападничества, а только констатирую этот факт.
Совершенно неоспоримым фактом является и то, что российский вклад в современную цивилизацию, являющийся достаточно значимым и весомым, случился, главным образом, благодаря восприятию россиянами пришедших с Запада знаний, навыков и умений
в таких сферах деятельности, как наука, живопись, музыка, литература, философия, богословие, оплодотворенных природными талантами, присущими россиянам, как и жителям любой другой страны.
Носителями западничества всегда являлись представители образованной части российского общества, проникавшиеся идеями гуманизма и ценностями европейской (иудейско-христианской) цивилизационной модели. В сословном отношении это были и представители аристократии, дворянства и купечества, духовенства и разночинцы, позже представители так называемой советской интеллигенции. Заметное место среди "западников" занимали естественным образом и иммигранты из самой Европы: приглашавшиеся властями военные, ученые, инженеры, ремесленники, учителя, даже крестьяне, а также бежавшие от революций и в поисках удачи европейские аристократы и дворяне. Осмелюсь утверждать, что прямые оппоненты "западников" — славянофилы в основе были также носителями гуманистических идей, пришедших с Запада.
К началу ХХ века была достигнута критическая масса совокупного "западничества". Совокупного потому, что включала в себя носителей противоречивших друг другу политических и социально-экономических концепций: буржуазно-демократических и социал-демократических с одной стороны и вульгарного марксизма, выраженного в ленинском большевизме, и анархизма с другой. Этой критической массы оказалось достаточно для свержения монархии, безнадежно упустившей в свое время шанс самореформироваться. Затем большевикам удалось оседлать революционный процесс главным образом благодаря своей агрессивности и опоре на озлобленную войной и связанными с ней лишениями темную массу люмпенизированных рабочих и крестьян, которым был более близок и понятен вульгаризированный большевиками марксизм, чем замысловатые идеи гуманизма. Таким образом,
изначально гуманистические, пусть где-то утопические, идеи коммунизма со временем были превращены, по сути, в свою противоположность, мало отличимую от фашизма.
Эмиграция, дальнейшие репрессии, наконец, войны уничтожили или изгнали из страны подавляющую часть интеллектуальной элиты — носителей гуманистического мировоззрения. Казалось, "западничество" истреблено полностью.
Однако жизнь показала, что это не так. Те немногие представители российской интеллигенции, интеллектуальной элиты, которым чудом удалось выжить, смогли передать не только своим детям, но и своим ученикам в школах и вузах, своим знакомым и соседям, своим солагерникам и товарищам по фронту эстафету гуманизма — трудноопределимые флюиды интеллигентности. В случае Марины Евгеньевны Салье мы имели прямую наследницу российской интеллигенции, носительницу традиций семьи, своими корнями непосредственно связанной с Европой. Здесь дело, конечно, не только и не столько в генах, доставшихся ей от предков, а в воспитании, в особенностях той семейной атмосферы, в которой она провела детство и юность.
Поэтому первый урок Салье я сформулировал бы следующим образом: необходимо крайне бережно и в то же время настойчиво передавать прежде всего своим детям и близким и по возможности всем окружающим гуманистические традиции нашей интеллигенции.
Необходимо очень внимательно относится к реальным носителям этих традиций, выделять их из общей массы, прислушиваться к ним и при необходимости их защищать. Отличительные признаки этих людей легко узнаваемы: порядочность, принципиальность в сочетании с толерантностью, обширный культурный багаж, доброжелательность, готовность к диалогу, самостоятельность суждений, отсутствие агрессивности и склонности к стяжательству. В более общем смысле речь идет о просвещении и культуртрегерстве.
На сегодня одна из главных проблем нашего общества в том, что люди по-настоящему просвещенные составляют в нем весьма незначительную долю. При росте числа людей, получивших то или иное образование, слой людей, приобщенных по-настоящему к культуре, истончается на глазах. Мы видели, как последовательно выдавливались из властных структур пришедшие в них через победы на выборах яркие представители российской интеллектуальной элиты, в том числе и Марина Евгеньевна. Мы также видим, что с приходом к власти Владимира Путина средства массовой информации, в особенности телевидение, целенаправленно занимается понижением планки общего культурного уровня населения страны, грубо говоря, занимается его оболваниеванием.
Совершенно понятно, что реализация выбора европейского пути развития для России возможна только в случае поддержки этого выбора значимой частью населения страны, что, в свою очередь, возможно лишь при достаточно высоком уровне его просвещенности.
Второй урок Салье — бесперспективность борьбы одиночек, даже обладающих выдающимися личными качествами.
В конце 80-х — начале 90-х мы видели блестящих ораторов и полемистов на митингах, в залах заседаний Съезда народных депутатов, в Ленсовете и Моссовете на тогда еще свободном телевидении. Это были настоящие лидеры общественного мнения, их выступления могли всколыхнуть всю страну. Тогда же начался процесс структурирования политического пространства и создания политических партий.
Очень скоро, несмотря на потерю власти в стране, реально заявила о себе компартия России, как черт из рукомойника, выскочила так называемая Либерально-демократическая партия. Если в случае КПРФ ее организационный успех вполне объясним (огромное наследство КПСС, в том числе значительная часть членов партии, сохранивших по разным причинам верность идеям марксизма-ленинизма), то в случае ЛДПР имел место политтехнологический спецпроект, заблаговременно заготовленный, как, наверное, не без основания говорят, еще советским КГБ.
В либерально-демократически настроенной части общества народные фронты могли бы сыграть роль естественной базы для образования политических партий, однако этого в большинстве случаев не произошло. Единственным на определенном отрезке времени успешным партийным проектом стала партия "Яблоко" социал-демократической ориентации. Другие партийные проекты, в частности, "Демвыбор России", ее преемник Союз правых сил оказались нежизнеспособны, на мой взгляд, во многом из-за того, что были, в сущности, кабинетными образованиями, партиями власти, притягивавшими к себе чиновников и карьеристов, стремившихся стать чиновниками, которые мгновенно меняли свою партийную принадлежность в момент, когда партия власти переставала быть таковой. Эти партии не имели развитой и надежной базы в виде низовых партийных организаций и их политический потенциал исчерпывался ограниченной группой известных политических персонажей.
Можно понять, почему народные фронты, будучи достаточно массовыми общественными движениями, не стали инкубаторами, из которых могли бы выйти будущие политические партии, подобные тому же "Яблоку". Прежде всего народные фронты были идеологически предельно рыхлыми образованиями, объединенными в действительности одним лозунгом: "Долой партийно-советскую номенклатуру с ее привилегиями!" Представления большинства членов народных фронтов о том, как строить новое общество после победы над КПСС, были самыми смутными и противоречивыми. В то же время лидеры народных фронтов, избранные депутатами советов разных уровней, немедленно включились в работу своих советов на постоянной основе и должны были решать не терпящие отлагательства острейшие вопросы жизни государства, областей и городов, где они стали властью.
Страна вползала в экономический хаос, нарастал продовольственный кризис, грозивший настоящим голодом, начинался разгул преступности. В этих условиях было бы безответственным отвлекаться на партийное строительство.
Были и другие факторы, не учитывать которые невозможно, вспоминая и анализируя события того времени. Лидеры демократических сил при всей их образованности, во многих случаях со зрелыми мировоззренческими установками не имели никакого опыта политической борьбы и организационно-партийной работы. Среди них были также весьма амбициозные люди, убежденные в исключительной правоте своих взглядов, страдавшие своего родом "пуризмом" и потому не готовые ни к каким компромиссам с теми, кто как-то иначе смотрел на вещи, даже если эти отличия были микроскопическими. Кстати, эту болезнь мы наблюдаем многие годы у целого ряда известных демократов, что во многом определяет разобщенность демократической оппозиции.
Другим существенным фактором являлось отсутствие финансовых ресурсов. Даже в период президентства Бориса Ельцина, когда спонсорство политических партий со стороны бизнеса не возбранялось, бизнес стремился помогать тем, кто уже был при власти, ожидая взамен поддержки своих конкретных бизнес-интересов, а не развития демократии и либерализма. Финансовая помощь международных институтов развитию гражданского общества в тот период времени была незначительной.
Однако главным системным фактором, обусловившим поражение демократов, было отсутствие достаточной социальной базы — значительной массы людей, разделяющих европейское гуманистическое мировоззрение и базовые положения европейской системы ценностей. Демократически настроенная интеллигенция в обеих ипостасях — социал-демократической и либерально-демократической — составляла ничтожно малый процент от населения огромной страны, в большинстве своем остававшейся и продолжающей оставаться в лучшем случае равнодушной в своем отношении к идеалам гуманизма. О причинах этого печального явления я уже говорил выше, в той части, которую обозначил как первый урок Салье.
Я знаю, как тяжело переживала Марина Евгеньевна провал ее проекта со Свободной демократической партией России. Сказанное выше отнюдь не попытка как-то оправдать демократов, на мой взгляд, они без преувеличения совершили моральный подвиг, благодаря которому Россия освободилась от коммуно-советского строя и казавшийся нерушимым Советский Союз ушел в историю. Тем не менее Россия упустила шанс твердо стать на европейский путь развития на неопределенно долгое время, и это уже тоже исторический факт.
Теперь мне хотелось бы сказать о третьем уроке Салье, лежащем, если так можно выразиться, в человеческом измерении. Я уже говорил о тех качествах, по которым можно узнать и выделить из общей человеческой массы носителей традиций российской интеллигенции.
Прежде всего я хочу сказать о таких качествах политика, общественного деятеля, как ответственность и мужество, необходимых для того, чтобы эту ответственность нести.
Став депутатом Ленсовета, Салье, как сопредседатель Ленинградского народного фронта, имела полную возможность выбрать для себя любую сферу депутатской деятельности. Однако депутаты, избранные ленинградцами в Ленсовет, получили в нем большинство и стали властью. Именно осознание этой ответственности перед избирателями побудило Марину Евгеньевну взяться тогда за самую главную проблему: на жителей города, пережившего блокаду, надвигался продовольственный кризис — реальная угроза настоящего голода. Тогда мало кто понимал и воспринимал эту угрозу всерьез. Марина Евгеньевна возглавила депутатскую комиссию по продовольствию и торговле при том, что ее прежняя профессиональная деятельность, казалось, с этой сферой деятельности не имела ничего общего.
Позже она мне рассказывала, что ее детские воспоминания о голоде во время блокады и в эвакуации оставались для нее постоянным кошмаром на протяжении всей жизни. Еще она вспоминала, как, будучи руководителем геологических партий, должна была искать выход в критических ситуациях, когда по каким-то причинам геологи и рабочие оказывались без запасов продовольствия, находясь где-то далеко в горах или в тундре на Кольском полуострове. Мужество ей потребовалось, когда в самый острый период продовольственного кризиса в Ленинграде в ее сторону неслись проклятия и угрозы. Прокоммунистическая пресса внушала людям, что во всех проблемах виноват демократический Ленсовет и в первую очередь Салье, якобы оставившая город без запасов продовольствия.
Марина Евгеньевна была глубоко привержена принципам либерально-демократической мировоззренческой системы, но при этом она оставалась толерантным человеком и как политик в практических делах была достаточно прагматична и договороспособна.
Когда после выборов в Ленсовет, в которых я участвовал и проиграл представителю Народного фронта, меня пригласили в комиссию по продовольствию и торговле и Марина Евгеньевна предложила мне принять участие в конкурсе на замещение должности первого заместителя председателя исполкома, я был совершенно потрясен. Так случилось, что на этом конкурсе я победил, но от должности отказался. Я был строителем, управляющим строительным трестом, занимавшимся предприятиями пищевой промышленности, и неплохо знал эту отрасль, но для пищевиков и работников торговли я не был своим человеком. Тогда я предложил на должность первого зампредседателя исполкома, ответственного за пищевую промышленность, торговлю и общественное питание Сергея Покровского, генерального директора мясокомбината им. Кирова, председателя совета директоров предприятий пищевой промышленности, пользовавшегося в профессиональной среде огромным авторитетом.
Мы оба были членами КПСС, в сущности, типичными представителями номенклатуры в глазах демократов, однако это не помешало Марине Евгеньевне добиться утверждения Покровского первым зампредом Ленгорисполкома, председателем комитета по продовольствию и торговле, а я стал первым его заместителем. Прежде всего ее заботили наш профессиональный уровень и человеческая репутация. Чтобы поверить в честность и порядочность Сергея Покровского, ей было достаточно увидеть панельную малогабаритку, в которой он жил с семьей. Естественно, только этим не исчерпывалось ее изучение наших в данном случае человеческих качеств. Также она не руководствовалась критерием партийной принадлежности и при решении многих других кадровых вопросов в главных управлениях торговли и общественного питания.
Очень показательны в этом смысле ее отношения с председателем Ленплана, первым заместителем председателя исполкома Алексеем Большаковым. Это был высокопрофессиональный управленец, сделавший в советское время блестящую карьеру в ВПК, а затем в исполкоме Ленсовета. Большаков пользовался авторитетом и имел влияние в высших государственных и партийных органах и в Москве, и в Ленинграде. После победы демократов он не без поддержки Салье сохранил свой пост, хотя явно не разделял ее политических убеждений. Надо сказать, что он честно и эффективно работал вместе с председателем исполкома Александром Щелкановым в те очень трудные для города годы. Характерный эпизод: именно Салье и Большаков были инициаторами введения талонов на продовольственные товары и совместно продавили это решение и в исполкоме, и в Ленсовете, несмотря на отчаянное сопротивление очень многих. На самом деле это было спасительное и единственно правильное на тот момент времени решение, когда запасов продуктов питания в городе оставалось всего на 4-5 дней.
Марина Евгеньевна, уважаемый ученый, известный политик, председатель Сводной демократической партии была абсолютно скромным и непритязательным человеком, готовым в любой момент ради интересов дела поступиться личным комфортом.
Вспоминаю вот такую историю. Не менее двух раз в неделю Сергей Покровский или я встречались с Мариной Евгеньевной и обсуждали текущие дела и проблемы на продовольственном рынке города. Был момент, когда мы вели трудные переговоры с уже тогда приватизированной бывшей восточно-германской внешнеторговой организацией о поставке картофеля, дефицит которого в городе был острейший. Переговоры зашли в тупик: оказалось, что картофель, произведенный на территории бывшей ГДР, не соответствовал западно-германским стандартам качества. По этой причине он подлежал промышленной переработке и не мог быть экспортирован. Несмотря на то, что картофель полностью соответствовал стандартам ГДР и советским стандартам, соответствующие немецкие чиновники категорически запретили его продажу. Я рассказал об этой ситуации Марине Евгеньевне. Она ответила, что должна подумать и с кем-то переговорить.
Через пару дней она мне позвонила и сказала, что завтра мы с ней должны вылететь в Берлин: у нее будет встреча с деятелями Св.ПГ, а я ей нужен в качестве эксперта. Мы прилетели в Берлин, имея в кармане валюту на командировочные расходы из расчета на 3 дня. Это была какая-то смехотворная сумма, что-то порядка 105 швейцарских франков у каждого из нас. Поселились мы в очень убогой гостинице, правда, в центре, на Александр платц, и после оплаты гостиницы у нас остались буквально копейки. Питались мы бутербродами с горячими сосисками, продававшимися в уличных ларьках. На встречу с руководителем фракции свободных демократов рейхстага и заместителем правящего бургомистра объединенного Берлина мы отправились на трамвайчике с большим запасом времени, так как боялись опоздать, толком не зная, сколько времени нам нужно на дорогу.
Вопрос решился довольно оригинально: немцы, чтобы обойти закон, запрещающий продавать на экспорт этот картофель, приняли решение его нам просто подарить. Ближе к осени 50 тысяч тонн отличного, по нашим меркам, картофеля были вывезены в Ленинград транспортными кораблями Ленинградской базы Балтфлота. Сработали межпартийные связи свободных демократов Германии и России. Я никогда не слышал, чтобы Марина Евгеньевна хоть раз упомянула о своей роли в этой истории, хотя количество полученной картошки было весьма внушительным.
Хотел бы я представить депутатов сегодняшней Думы, находящихся в служебной командировке в аналогичных условиях. Кстати, с этой поездкой в Берлин связано начало знаменитой истории, известной как "материалы в обмен на продовольствие". От немцев мы случайно узнали, что накануне они вели переговоры о поставке крупной партии мяса с делегацией, действовавшей от имени Ленсовета. Ни Марина Евгеньевна, ни я ничего не знали об этой делегации, что было крайне странно — вопросами продовольственного обеспечения города в Ленсовете и его исполкоме занимались именно мы. По возвращению в Ленинград Марина Евгеньевна попыталась разобраться с этой историей, собственно, с этого и началось известное "досье Салье".
Требование рыночных реформ, приватизации было органическим составляющим элементом программы свободных демократов и соответствовало глубоким личным убеждениям Марины Евгеньевны. Тем не менее она весьма критично относилась ко многим аспектам экономической реформы, начатой командой Гайдара — Чубайса. Она считала ваучерную приватизацию плохо продуманной, малопонятной большинству населения и поспешной. Как-то в запале она назвала методы Чубайса большевистскими.
Главное, что настораживало Марину Евгеньевну в начавшемся процессе ваучерной приватизации, ее криминальный и коррупционный потенциал. Она вообще крайне болезненно реагировала на коррупционные тенденции, начавшие проявляться уже в самом начале девяностых.
Ежедневно к ней шли на прием десятки кооператоров и предпринимателей в надежде заручиться ее поддержкой при решении каких-то проблем. При этом если не каждый, то каждый второй наверняка делал ей всякие заманчивые предложения. Знаю это по собственному опыту. Таких просителей она безжалостно выгоняла, она могла быть при необходимости жесткой и резкой, хотя давалось ей это, видимо, нелегко. Как-то я сидел в малюсенькой приемной комиссии по продовольствию, когда из кабинета вылетел человек с пунцовой физиономией, а следом выскочила разъяренная Марина Евгеньевна: "Леонид Юрьевич, дайте мне срочно сигарету, не могу, если я сейчас не закурю, то, наверное, взорвусь к чертовой матери! Каков подлец! Он посмел мне предложить тысячу долларов!"
Принципиальность и договороспособность, убежденность и доброжелательная открытость — кажется, качества трудносочетаемые в одном человеке. Последний год, последние месяцы своей жизни Марина Евгеньевна отчаянно работала, отдавая все силы делу, которому посвятила больше четверти века — борьбе за демократическую европейскую Россию.
В период президентской избирательной кампании через Интернет-портал радио "Свобода" она настойчиво пыталась достучаться до максимального количества людей, чтобы они дали себе труд сделать осмысленный и ответственный выбор. Она скрупулезно анализировала и сравнивала программы кандидатов и пыталась обратить внимание людей на самые важные и определяющие возможное будущее страны положения. Свой выбор она сделала — ее кандидатом стал Михаил Прохоров. Несмотря на негативное к нему отношение большинства либерально-демократически настроенных журналистов, комментаторов и аналитиков, многие из которых называли кандидатуру Прохорова "кремлевским проектом", Марина Евгеньевна сделала свой собственный выбор. Этот выбор не был обусловлен идеей "кто угодно, только не Путин", а Прохоров вроде как симпатичнее остальных кандидатов. Дело в другом — Марина Евгеньевна разглядела в нем признаки интеллигента, в чем-то, наверное, родственную душу. И программа Прохорова на самом деле оказалась довольно толковой.
Я счел необходимым написать этот текст, в первую очередь отдавая дань памяти этой замечательной женщине. Но главное — это те уроки, которые она нам всем преподнесла своей жизнью и своей политической деятельностью. Эти уроки необходимо понять и запомнить, если мы хотим что-либо сделать, чтобы европейский путь для России когда-нибудь стал реальностью.
4 октября 2012, Барселона
Вы можете оставить свои комментарии здесь
