Как там в Ливии, мой Постум, или где там? Неужели до сих пор еще воюем?

Нет, не на Чечню намекал Иосиф Бродский, когда писал эти строки, но, кажется, и на нее тоже – через десятилетия.

Чеченская война началась двенадцать лет назад, в декабре 2004 года. Впрочем, бомбили мятежную республику уже осенью, но тогда власть еще не решалась взять на себя ответственность за силовые действия и выказывала полное неведение о происхождении самолетов и бомб. 25 ноября была предпринята попытка танковой атаки. Но когда "дудаевцы" остановили колонну на подступах к Грозному и захватили наших военнослужащих, бывший тогда министром обороны Павел Грачев заявил, что никаких приказов танкистам не отдавал и вообще знать о них не знает. О своих подчиненных Грачев вспомнил лишь после того, как к Дудаеву приехали депутаты – Сергей Юшенков, Григорий Явлинский, Михаил Молоствов, Валерий Борщев, Анатолий Шабад – и предложили себя в качестве заложников вместо солдат и офицеров...

...Открываю книгу Михаила Михайловича Молоствова – классического русского интеллигента, пережившего допросы, лагеря, ссылку, а затем, волей судьбы и народа, ставшего депутатом Верховного Совета СССР и первой Думы: пусть дальше говорит он как очевидец тех событий.

"Одно из немногих совместных совещаний "выбороссов" и "яблочников". Грустный Егор Тимурович, грустный Григорий Алексеевич. Ни в Думе, ни вне ее наши протесты не находят серьезного отклика, а маховик войны раскручивается с каждым часом. Что прикажите делать? "Я поеду в Грозный как Уполномоченный по правам человека", - говорит Ковалев. "Нет!" - непосредственная реакция Гайдара. Но после обсуждения, довольно горячего, приходим к выводу: на самом деле разумно ехать Ковалеву, а под его эгидой представителям думских фракций, которые изъявят желание". "Изъявили желание" лишь коммунисты, делегировавшие Леонида Петровского. Дальше – описание роскошного самолета ("Не по барану говядина", - единодушно решили собравшиеся), отказ в посадке под предлогом "оледенения полос", ночевка в аэропорту, препирательства из-за посадки на "обычный" рейс – и бросок в уже окруженный "нашими" войсками Грозный...

"Папа уехал 14 декабря, сразу после собрания, посвященного дню рождения академика Сахарова, - вспоминает дочь Михаила Молоствова Екатерина. – А 30 декабря нам по телефону зачитали его письмо, где папа – на всякий случай – с нами прощался".

Наверное, все-таки не 30 числа, а позже. Судя по воспоминаниям Михаила Михаиловича, до этого времени "группа Ковалева" целыми днями ездила по городу, фиксируя те разрушения и жертвы среди мирного населения, к которым приводили "наши" бомбежки. ("Больница. Первый раз видеть раненых детей непереносимо. Потом – изо дня в день наблюдая это – не то, что привыкаешь, тупеешь. Даже сейчас, вспоминая бесслезные глаза девочки, ее дрожащие забинтованные руки и мать, склонившуюся над нею, я ненавижу – нет, не столько летчика, ушедшего в облака, сколько тех, кто его послал. "Гармония вселенной", "конституционное пространство", "целостность России" - Господи, прости..."). 30 декабря в Грозный прорвались депутаты Юлий Рыбаков (муж Екатерины), Александр Осовцов, Лев Пономарев, Глеб Якунин и Виктор Шейнис, а также многочисленные журналисты. А в ночь с 31 на 1 начался штурм...

...Это я уже запомнила навсегда – никаких шпаргалок не надо. По "ящику" показывали "попсу", а я сидела в обнимку с радиоприемником настроенном на волну "Свободы", и видела перед глазами лица знакомых и друзей, и на предложения выпить за новый год отвечала что-то неопределенное... Потом коллеги рассказывали, как под шквальным огнем пробивались к зданию рескома – знаменитому "бункеру Дудаева", и об Анатолии Шабаде, который под бомбами бегал за лекарством для помощницы, и о горевших танках, которые недоумок Грачев приказал ввести в город. "Сейчас не помню, в новогоднюю ли ночь или в следующую я пытался помочь Олегу Орлову зарегистрировать гору "красноармейских книжек", взятых у убитых. Плохой вышел из меня помощник. Но несколько раз вглядывался в одно и то же: Саратовская область, Вологодская область, Самара... Никого – ни с "Малой Бронной" ни с "Моховой". И в армии-то они были кто год, кто полтора, а кто всего три месяца", - свидетельствует Молоствов.

После захлебнувшегося новогоднего штурма Ковалева буквально заставили уехать в Назрань, чтобы передать в Москву доклад. Петровский уехал сам, "чтобы поднимать народ". Незаметно ретировались и "новоприбывшие" (кроме Рыбакова) – говорят, уговаривать пришлось только Александра Осовцова, которому объяснили, что при его "выдающейся" комплекции он является идеальной мишенью. Михаил Молоствов, Юлий Рыбаков и Валерий Борщев решили остаться – вначале потому, что хотели быть в городе, который "свои" приговорили к уничтожению, потом – потому что не могли перейти "линию фронта". Чеченский сталкер Усман (привет Борису Стругацкому) вывел их лишь к старому новому году...

...А в отделе политики газеты "Невское время", где я в ту пору работала, ввели "дежурства по войне": кто-то ежедневно "шерстил" информацию, готовя сводки боевых действий. В конце февраля в Чечню уехали редактор отдела политики Максим Шабалин и фотокорреспондент Феликс Титов. Дальнейшая их судьба так и осталась неизвестна: поиски, которые вела редакция на протяжении нескольких лет, не дали результата. По неподтвержденным данным, они были расстреляны в районе Ачхой-Мартана одним из полевых командиров. В начале войны чеченцы всячески помогали журналистам надеясь, что правдивая информация и общественное мнение заставят остановить боевые действия. К февралю стало ясно, что публикации ни на что не влияют: власть не намерена отступать. А под прикрытием прессы, считала часть дудаевцев, может работать разведка...

С другой стороны, в ту пору власть еще была способна на человеческие решения. Можно сколько угодно ругать за "слабость" Черномырдина, который вел переговоры с захватившим буденовскую больницу Басаевым. Но в результате этой "слабости" беременные женщины, молодые мамы со своими малышами и другие пациенты больницы остались живы.

Потом был Кизляр. Потом... не помню: боевые действия шли день за днем, месяц за месяцем, постепенно превращаясь в рутину. И в разные уголки страны из этой "рутины" продолжали идти похоронки – до подписания мирных соглашений, которые были восприняты весьма неоднозначно. Кто-то вздохнул с облегчением, кто-то воспринял мир как предательство: ведь усмирить Чечню и восстановить в ней "конституционный порядок" не удалось. И столько ненависти накопилось с обеих сторон, что было ясно: стоит лишь поднести спичку, и перемирие окажется нарушенным.

"Спичку" поднесли – накануне очередных президентских выборов... впрочем, это уже совсем другая история. Очевидно лишь, что продекларированные цели компании так и не были достигнуты. Чечня не стала мирным регионом, таким же, как Смоленская или Саратовская области, где можно спокойно жить и работать. Идея съездить туда на экскурсию, природой полюбоваться, может прийти в голову лишь сумасшедшему.

Зато изменилась Россия. Депутатов, готовых лезть под пули ради высоких материй, в нынешней Думе нет. Роскошный самолет они воспримут как должное, но за лекарством под шквальным огнем не побегут. И журналистов, которые станут рисковать жизнью ради правдивой информации, тоже почти не осталось, да и обществом эта информация не востребована. Мы привыкли к тому, что власть жертвует людьми ради "целесообразности" и "государственных интересов", привыкли не "брать в голову" чужую боль, привыкли к успокаивающей лжи с экранов телевизоров. Именно тогда, во время первой чеченской начали привыкать – и это было серьезным ударом по российской демократии. А вторая чеченская добила ее окончательно...

Осенью 1994 года Михаил Молоствов неоднократно говорил, что кавказская война приведет к террористическим актам и крушению демократии в России. Тогда это казалось преувеличением. Сегодня – констатацией факта.

Виктория Работнова, Санкт-Петербург

Вы можете оставить свои комментарии здесь

Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl + Enter